Однажды русский генерал
Из гор к Тифлису проезжал;
Ребенка пленного он вез.
Тот занемог, не перенес
Трудов далекого пути;
Он был, казалось, лет шести,
Как серна гор, пуглив и дик
И слаб и гибок, как тростник.
Но в нем мучительный недуг
Развил тогда могучий дух
Его отцов. Без жалоб он
Томился, даже слабый стон
Из детских губ не вылетал,
Он знаком пищу отвергал
И тихо, гордо умирал.
Из жалости один монах
Больного призрел, и в стенах
Хранительных остался он,
Искусством дружеским спасен.
Но, чужд ребяческих утех,
Сначала бегал он от всех,
Бродил безмолвен, одинок,
Смотрел, вздыхая, на восток,
Гоним неясною тоской
По стороне своей родной.
Но после к плену он привык,
Стал понимать чужой язык,
Был окрещен святым отцом
И, с шумным светом незнаком,
Уже хотел во цвете лет
Изречь монашеский обет,
Как вдруг однажды он исчез
Осенней ночью. Темный лес
Тянулся по горам кругам.
Три дня все поиски по нем
Напрасны были, но потом
Его в степи без чувств нашли
И вновь в обитель принесли.
Он страшно бледен был и худ
И слаб, как будто долгий труд,
Болезнь иль голод испытал.
Он на допрос не отвечал
И с каждым днем приметно вял.
И близок стал его конец;
Тогда пришел к нему чернец
С увещеваньем и мольбой;
И, гордо выслушав, больной
Привстал, собрав остаток сил,
И долго так он говорил:
Страницы: 2
Вкушая, вкусих мало меда и се аз умираю.
1-я Книга царств.
1
Немного лет тому назад,
Там, где сливаяся шумят
Обнявшись, будто две сестры,
Струи Арагвы и Куры,
Был монастырь. Из-за горы
И нынче видит пешеход
Столбы обрушенных ворот,
И башни, и церковный свод;
Но не курится уж под ним
Кадильниц благовонный дым,
Не слышно пенье в поздний час
Молящих иноков за нас.
Теперь один старик седой,
Развалин страж полуживой,
Людьми и смертию забыт,
Сметает пыль с могильных плит,
Которых надпись говорит
О славе прошлой – и о том,
Как удручен своим венцом,
Такой-то царь, в такой-то год,
Вручал России свой народ.
И божья благодать сошла
На Грузию! – она цвела
С тех пор в тени своих садов,
Не опасаяся врагов,
За гранью дружеских штыков.
2
Однажды русский генерал
Из гор к Тифлису проезжал;
Ребенка пленного он вез.
Тот занемог, не перенес
Трудов далекого пути.
Он был, казалось, лет шести;
Как серна гор, пуглив и дик
И слаб и гибок, как тростник.
Но в нем мучительный недуг
Развил тогда могучий дух
Его отцов. Без жалоб он
Томился – даже слабый стон
Из детских губ не вылетал,
Он знаком пищу отвергал,
И тихо, гордо умирал.
Из жалости один монах
Больного призрел, и в стенах
Хранительных остался он
Искусством дружеским спасен.
Но, чужд ребяческих утех,
Сначала бегал он от всех,
Бродил безмолвен, одинок,
Смотрел вздыхая на восток,
Томим неясною тоской
По стороне своей родной.
Но после к плену он привык,
Стал понимать чужой язык,
Был окрещен святым отцом,
И, с шумным светом незнаком,
Уже хотел во цвете лет
Изречь монашеский обет,
Как вдруг однажды он исчез
Осенней ночью. Темный лес
Тянулся по горам кругом.
Три дня все поиски по нем
Напрасны были, но потом
Его в степи без чувств нашли
И вновь в обитель принесли;
Он страшно бледен был и худ
И слаб, как будто долгий труд,
Болезнь иль голод испытал.
Он на допрос не отвечал,
И с каждым днем приметно вял;
И близок стал его конец.
Тогда пришел к нему чернец
С увещеваньем и мольбой;
И, гордо выслушав, больной
Привстал, собрав остаток сил,
И долго так он говорил:
3
«Ты слушать исповедь мою
Сюда пришел, благодарю.
Всё лучше перед кем-нибудь
Словами облегчить мне грудь;
Но людям я не делал зла,
И потому мои дела
Не много пользы вам узнать;
А душу можно ль рассказать?
Я мало жил, и жил в плену.
Таких две жизни за одну,
Но только полную тревог,
Я променял бы, если б мог.
Я знал одной лишь думы власть,
Одну – но пламенную страсть:
Она, как червь, во мне жила,
Изгрызла душу и сожгла.
Она мечты мои звала
От келий душных и молитв
В тот чудный мир тревог и битв,
Где в тучах прячутся скалы,
Где люди вольны, как орлы.
Я эту страсть во тьме ночной
Вскормил слезами и тоской;
Ее пред небом и землей
Я ныне громко признаю
И о прощеньи не молю.
4
«Старик! я слышал много раз,
Что ты меня от смерти спас -
Зачем? … угрюм и одинок,
Грозой оторванный листок,
Я вырос в сумрачных стенах,
Душой дитя, судьбой монах.
Я никому не мог сказать
Священных слов – «отец» и «мать».
Конечно, ты хотел, старик,
Чтоб я в обители отвык
От этих сладостных имен.
Напрасно: звук их был рожден
Со мной. Я видел у других
Отчизну, дом, друзей, родных,
А у себя не находил
Не только милых душ – могил!
Тогда, пустых не тратя слез,
В душе я клятву произнес:
Хотя на миг когда-нибудь
Мою пылающую грудь
Прижать с тоской к груди другой,
Хоть незнакомой, но родной.
Увы, теперь мечтанья те
Погибли в полной красоте,
И я, как жил, в земле чужой
Умру рабом и сиротой.
Меню статьи:
Написанная Михаилом Юрьевичем Лермонтовым в 1838 году романтическая поэма «Мцыри», повествует о мальчике-сироте, взятом в плен и впоследствии ставшим беглым монахом. Основа сюжета взята из кавказской жизни. Мцыри становится воплощением гордого, независимого духа горцев. Его личная трагедия в какой-то мере пересекается с душевным поиском самого автора.
Главные герои
Мцыри
– главный и единственный герой поэмы. Угрюмый, одинокий, но в тоже время подверженный сильным внутренним страстям, юноша. С безудержной силой жизни внутри, так и не смогший смириться с вынужденным пребыванием в монастыре и жизнью монаха.
Старый монах
– безликий персонаж, о котором известно лишь то, что он спас пленного Мцыри в детском возрасте и стал единственным безмолвным свидетелем его предсмертной исповеди.
Глава первая: живое прошлое.
Автор вводит читателя в повествование в ретроспективе, описывая пейзажи Грузии и монастырь, в котором в прошлом и произойдут главные события поэмы. Хранителем этой истории является старый монах «людьми и смертью забыт».
Глава вторая: пленный ребёнок.
«Как серна гор, пуглив и дик
И слаб и гибок, как тростник.
Но в нем мучительный недуг
Развил тогда могучий дух
Его отцов».
Однажды проезжая мимо русский генерал привёз пленного ребёнка. Пленник с раннего детства проявлял свою гордую натуру горца. Но под заботой монахов оттаял, смирился. Но как оказалось только внешне, на время до момента своего внезапного исчезновения и исповеди, в которой он открывает свою сущность.
Глава третья: без сожаления.
Мцыри признаёт, что его исповедь не сожаление о мыслях, о побеге, а лишь желание, чтобы кто-то всё же узнал правду.
Глава четвертая: мечта.
И начинает он свою исповедь со слов о своей сиротской доле, о своей мечте, о семье, родителях и друзьях, о свободной жизни. Несмотря на все попытки послушнического долга, он не смог в себе их подавить.
Глава пятая: «Ты жил, – я также мог бы жить!»
Углубляясь в свои рассуждения, он говорит о желаниях юности, которые в нём бушевали, о силе жизни, которая рвалась изнутри! Он хотел жить полной жизнью, дышать и наслаждаться всем!
Глава шестая: родной Кавказ.
Он говорил, о том, что увидел на воле. Прекрасные живые описания полей, рек, горных хребтов, утренней зари и любимого Кавказа, который пульсировал в его мыслях и сердце голосом крови и памяти.
«Седой незыблемый Кавказ;
И было сердцу моему
Легко, не знаю почему.
Мне тайный голос говорил,
Что некогда и я там жил,
И стало в памяти моей
Прошедшее ясней, ясней…»
Глава седьмая: отцовский дом.
Тайники памяти вперемешку с безудержной волей и мечтами, как мозаику составляли для главного героя картины прошлого. В них он видел отцовский дом, родной народ всё то, что у него так несправедливо отняли.
Глава восьмая: он просто жил…
«Ты хочешь знать, что делал я
На воле? Жил – и жизнь моя
Без этих трех блаженных дней
Была б печальней и мрачней
Бессильной старости твоей.»
Как оказалось, Мцыри давно задумал бежать, увидеть узнать, что там за стенами постылого монастыря. Он говорит об этом с неким торжеством, без тени сожаления.
Глава девятая: гроза утихла.
Стихия природы смешалась с внутренней стихией бушующей внутри него. И становится уже трудно отличить, где он говорит о природе, а где о своих переживаниях. То был неописуемый глоток свободы для так долго томящейся души.
Глава десятая: на краю бездны.
Пробуждение на краю бездны становится символичным для него. Вся его жизнь с этого момента приблизилась к краю пропасти.
Глава одиннадцатая: волшебное утро.
Но он этого не замечает, желанная мечта сияет для него в каждой капельке утренней росы, шепчется среди кустов «волшебными странными голосами»
Глава двенадцатая: грузинка.
Созерцание прелести утра, пробуждают в нём жажду, которая приводит его к потоку воды, где он встречает молодую грузинскую девушку. Эта немая встреча подарила ему миг пылкого юношеского ослепления.
Глава тринадцатая: тоска юноши.
Приоткрытая дверь, тех чуждых для монахов чувств, стала таинством души юного героя. Открыть его он не готов никому, оно умрёт вместе с ним.
Глава четырнадцатая: судьба.
«Пройти в родимую страну –
Имел в душе и превозмог
Страданье голода, как мог.
И вот дорогою прямой
Пустился, робкий и немой.
Но скоро в глубине лесной
Из виду горы потерял
И тут с пути сбиваться стал».
Главной целью нашего героя было попасть в родные края, которые его манили с новой силой. Но судьба распорядилась иначе, из-за перевозбуждения и неопытности он заблудился в лесу, и это стало началом его конца.
Глава пятнадцатая: чёрные глаза ночи.
Вечный лес принял его в свои объятия. Страх перемешался с тоской и отчаянием, он рыдал, упав на землю, но даже сейчас его гордый дух не желал человеческой помощи.
Глава шестнадцатая: голос крови.
За эти три дня беглец проживает почти полную жизнь. Оставшись ночью в лесу, он вступает в схватку с диким барсом.
Встреча с животным разжигает в беглеце огонь борьбы, в нём вскипает кровь его воинственных предков.
Глава семнадцатая-девятнадцатая: смертельная схватка.
Поединок с барсом описывается героем в ярких красках.
«Ко мне он кинулся на грудь:
Но в горло я успел воткнуть
И там два раза повернуть
Мое оружье… Он завыл,
Рванулся из последних сил,
И мы, сплетясь, как пара змей,
Обнявшись крепче двух друзей,
Упали разом, и во мгле
Бой продолжался на земле».
МИХАИЛ ЮРЬЕВИЧ ЛЕРМОНТОВ (1814-1841)
"МЦЫРИ"
Поэма «Мцыри» была написана в 1839 году. Она переносит читателя в старинный монастырь и его окрестности на берегах Арагвы и Куры, где происходит действие в поэме. От обители остались лишь развалины, «столбы обрушенных ворот» и надписи на могильных плитах.
О славе прошлой - и о том,
Как, удручен своим венцом,
Такой-то царь, в такой-то год,
Вручал России свой народ.
«Мцыри» является образцом романтической поэмы, завершающим многолетнюю работу поэта именно в этом, наиболее характерном для романтизма жанре. Конфликт с действительностью отразился и в этом произведении. Поэт противопоставил патриархально-феодальным нормам жизни сильного духом, мятежного героя.
Мцыри - юноша, стремящийся вырваться из монастырских стен в родные горы, туда, «где люди вольны, как орлы».
История героя такова:
Однажды русский генерал
Из гор к Тифлису проезжал;
Ребенка пленного он вез.
Тот занемог, не перенес
Трудов далекого пути;
Он был, казалось, лет шести;
Как серна гор, пуглив и дик
И слаб и гибок, как тростник.
Но в нем мучительный недуг
Развил тогда могучий дух …...-
Его отцов. Без жалоб он...
Томился, даже слабый стон
Из детских губ не вылетал,
Он знаком пишу отвергал
И тихо, гордо умирал.
Из жалости, один монах
Больного призрел, и в стенах
Хранительных остался он,
Искусством дружеским спасен.
Но чужд ребяческих утех,
Сначала бегал он от всех,
Бродил, безмолвен, одинок,
Смотрел, вздыхая, на восток,
Томим неясною тоской
По стороне своей родной.
Но после к плену он привык,
Стал понимать чужой-язык,
Был окрещен святым отцом
И, с шумным светом незнаком,
Уже хотел во цвете лет
Изречь монашеский обет...
Мцыри неожиданно бежит из монастыря. Братия искала юношу безрезультатно три дня. Но потом все-таки нашли его без чувств в степи. Беглец был очень истощен, как будто испытал долгую болезнь, на вопросы не отвечал и таял с каждым днем. И когда конец его был близок, он исповедовался монаху:
Я мало жил, и жил в плену.
Таких две жизни за одну,
Но только полную тревог,
Я променял бы, если б мог.
Я знал одной лишь думы власть,
Одну - но пламенную страсть:
Она, как червь, во мне жила,
Изгрызла душу и сожгла.
Она мечты мои звала
От келий душных и молитв
В тот чудный миг тревог и битв,
Где в тучах прячутся скалы,
Где люди вольны, как орлы.
Я эту страсть во тьме ночной
Вскормил слезами и тоской...
Трагедия неволи звучит в словах Мцыри, это и трагедия человека, у которого отняли его собственную судьбу, дав взамен чужую, чуждую - судьбу монаха, его сделали сиротой, лишили родной земли.
Тогда, пустых не тратя слез,
В душе я клятву произнес:
Хотя на миг когда-нибудь
Мою пылающую грудь
Прижать с тоской к груди другой,
Хоть незнакомой, но родной.
Более всего ему тяжело сознавать, что он так и умрет «рабом и сиротой». Мцыри не умереть страшно, а страшно уйти, не ощутив вкуса свободной жизни. Ведь только убежав из монастыря, Мцыри вернул себе память прошлого - того, что лишь смутно ощущалось им в душе раньше
И вспомнил я отцовский дом,
Ущелье наше, и кругом
В тени рассыпанный аул;
Мне слышался вечерний гул
Домой бегущих табунов
И дальний лай знакомых псов.
Я вспомнил смуглых стариков,
При свете лунных вечеров
Против отцовского крыльца
Сидевших с важностью лица;
И блеск оправленных ножон
Кинжалов длинных... и как сон
Все это смутной чередой
Вдруг пробегало предо мной.
А мой отец? он как живой
В своей одежде боевой
Являлся мне...
И пусть побег Мцыри не состоялся, но он счастлив тем, что в его жизни были эти три дня свободы, наполнившие прожитое смыслом. Он помнил, как в своих скитаниях подошел к заветной цели, очнувшись на крутом берегу, под которым бежала быстрая горная река: на противоположи ном склоне он увидел грузинку, спускавшуюся за водой, и
Недалеко, в прохладной мгле,
Казалось, приросли к скале
Две сакли дружною четой;
Над плоской кровлею одной
Дымок струился голубой...
Понимая, что он на верном пути «в родимую страну», беглец продолжил путь, но вскоре, потеряв из виду горы, «с пути сбиваться стал», только лес простирался вокруг него на все стороны.
Страшное отчаяние, обрушившееся на Мцыри, прервал внезапно появившийся зверь. И словно доказывая себе, что он победит судьбу раба, что у него достанет сил и смелости на это, юноша бросается в битву с могучим барсом, потому что «сердце вдруг зажглося жаждою борьбы...»
И первый бешеный скачок
Мне страшной смертию грозил...
Но я его предупредил.
Удар мой верен был и скор.
Надежный сук мой, как топор,
Широкий лоб его рассек...
Ко мне он кинулся на грудь;
Но в горло я успел воткнуть
И там два раза провернуть
Мое оружье...
Он завыл,
Рванулся из последних сил,
И мы, сплетясь, как пара змей,
Обнявшись крепче двух друзей,
Упали разом, и во мгле
Бой продолжали на земле.
И я был страшен в этот миг;
Как барс пустынный, зол и дик,
Я пламенел, визжал, как он;
Как будто сам я был рожден
В семействе барсов и волков
Под свежим пологом лесов.
Для Мцыри, как и для всех любимых мятежных героев Лермонтова, смысл жизни - в борьбе. Вот почему единоборство с барсом (эпизод, перекликающийся с мотивом грузинского фольклора и поэмы Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре») является вершинным эпизодом поэмы. Герой победил барса, но не нашел путь на родину, не обрел свободу. Его путь, как заколдованный круг, привел Мцыри во владения монастыря. Воспитанный в тюрьме цветок не переносит палящих лучей солнца - такой диагноз ставит рабству писатель. Перед смертью герой просит перенести его в сад, откуда виден Кавказ.
Быть может, он с своих высот
Привет прощальный мне пришлет,
Пришлет с прохладным ветерком...
И близ меня перед концом
Родной опять раздастся звук!
«...Этот четырехстопный ямб с одними мужскими окончаниями... как удар меча, поражающего свою жертву... удивительно гармонирует с сосредоточенным чувством, несокрушимою силою могучей натуры и трагическим положением героя поэмы», - писал Белинский.
В поэме «Мцыри» Лермонтов выразил самые сокровенные свои думы. Белинский отметил: «...что за огненная душа, что за могучий дух, что за исполинская натура у этого Мцыри! Это любимый идеал нашего поэта, это отражение в поэзии тени его собственной личности. Во всем, что ни говорит Мцыри, веет его собственным духом, поражает его собственной мощью».