«История русского народа», сочинение Николая Полевого

ПОЛЕВОЙ, НИКОЛАЙ АЛЕКСЕЕВИЧ (1796–1846),

Труды:

- «История российского народа» в 6 томах.

- «история Петра великого» в 4 частях

- «обозрение русской истории единодержавия Петра Великого»

С 1825г начал издавать свой журнал «Московский телеграф».

Теоретические основы:

Начал с критической статьи на труд Карамзина, с его точки зрения «История государства российского» является произведением неудовлетворительным (т.е. на 2), в нем нет единого общего начала, нет связи с миром. Главное – нет истории народа. Сам Полевой хотел это сделать – начал и написал 6 томов (до Ивана 3)

Основа изучения истории по Полевому: философский метод (т.е. научное познание) – это объективное воспроизведение исторических событий. Суть: все народы и государства лишь часть человечества, понять историю можно только обнимая весь мир; но у всех есть свои особенности; непрерывное поступательное прогрессивное движения человечества признавал.

Факторы, определяющие жизнь общества:

1. природно-географический

2 менталитет.

3 взаимодействие народов друг с другом.

С его точки зрения личность не существует сама по себе, а очень связана с ситуацией.

Периодизация по Полевому:

1. древний период – история русского народа

2. средний период – история русского царства

3. новый период – история русской империи.

Выступал против норманнской теории, говорил что государство было и раньше, и что норманны пришли не с добровольным согласием, а это был захват.

Начало эпохи феодализма - с нормандского завоевания (феодализм уделов, семейный) – что естественно очень рано.

С его точки зрения Петр 1 спаял России единодержавием, обогатил ее торговлей, промышленностью, обычаями и нравами.

Выводы по Полевому:

Он сделал попытку сформулировать теоретико-методологическую концепцию. Ее основные моменты: положение о единстве и многообразии истории человечества; не смог написать историю русского народа, дал общие фразы и новые оценки всего лишь.

В 1829–1833 Полевой написал Историю русского народа . Убежденный монархист, как и Карамзин, он упрекает мэтра российской историографии в том, что тот выступает больше летописцем-рассказчиком, нежели аналитиком и исследователем. Вопреки Карамзину утверждал, что государственность в России не существовала в древний (до царствования Ивана III) период, и находил поэтому оправданной антибоярскую политику «централизаторов» Ивана Грозного и Бориса Годунова. Та же антиаристократическая позиция, заявленная в самом названии труда, отразилась в опубликованных Полевым в «Московском телеграфе» статьях, заметках и фельетонах (более 200), в речах.

Биография:

ПОЛЕВОЙ, НИКОЛАЙ АЛЕКСЕЕВИЧ (1796–1846), русский писатель, литературный критик, журналист, историк, переводчик. Родился 22 июня (3 июля) 1796 в Иркутске. Отец служил в Иркутске управляющим Российско-американской компании, владел фаянсовым и водочным заводами, однако незадолго до нашествия Наполеона начал терпеть убытки, в связи с чем семья переехала в Москву, затем в Курск. В 1822 Полевой наследовал дело отца.

Печатался с 1817: в «Русском вестнике» С.Н.Глинки появилось его описание посещения Курска императором Александром I. В феврале 1820 переехал в Москву, где пристрастился к театру и вольнослушателем посещал в Московском университете лекции А.Ф.Мерзлякова, М.Т.Каченовского и др. Летом 1821 посетил Петербург, в литературных кругах которого был принят как «самородок», «купец-самоучка»; встречался с А.С.Грибоедовым, В.А.Жуковским, познакомился с Ф.В.Булгариным, Н.И.Гречем. П.Свиньин в своих «Отечественных записках» печатал его статьи на литературно-исторические темы, стихи, переводы повестей госпожи Монтолье.

Далее: "Я не поколебался писать историю России после Карамзина; утвердительно скажу, что я верно изобразил историю России; я знал подробности событий, я чувствовал их, как русский; я был беспристрастен, как гражданин мира"... Воля ваша: хвалить себя немножко можно; зачем терять хоть единый голос в собственную пользу? Но есть мера всему. Далее: "Она (картина г-на Полевого) достойна вашего взора (Нибурова). Пусть приношение мое покажет вам, что в России столько же умеют ценить и почитать вас, как и в других просвещенных странах мира". Опять! как можно самому себя выдавать за представителя всей России! За посвящением следует предисловие. Вступление в оное писано темным, изысканным слогом и своими противоречиями и многословием напоминает философическую статью об русской истории (6) , напечатанную в "Московском телеграфе" и разобранную с такой оригинальной веселостию в "Славянине".

Приемлем смелость заметить г-ну Полевому, что он поступил по крайней мере неискусно, напав на "Историю государства Российского" в то самое время, как начиная печатать "Историю русского народа". Чем полнее, чем искреннее отдал бы он справедливость Карамзину, чем смиреннее отозвался бы он о самом себе, тем охотнее была бы все готовы приветствовать его появление на поприще ознаменованном бессмертным трудом его предшественника. Он отдалил бы от себя нарекания, правдоподобные, если не совсем справедливые. Уважение к именам, освященным славою, не есть подлость (как осмелился кто-то напечатать), но первый признак ума просвещенного. Позорить их дозволяется токмо ветреному невежеству, как некогда, по указу эфоров, одним хиосским жителям дозволено было пакостить всенародно.

Карамзин есть первый наш историк и последний летописец. Своею критикой он принадлежит истории, простодушием и апофегмами хронике. Критика его состоит в ученом сличении преданий, в остроумном изыскании истины, в ясном и верном изображении событий. Нет ни единой эпохи, ни единого важного происшествия, которые не были бы удовлетворительно развиты Карамзиным. Где рассказ его неудовлетворителен, там недоставало ему источников: он их не заменял своевольными догадками. Нравственные его размышления, своею иноческою простотою, дают его повествованию всю неизъяснимую прелесть древней летописи. Он их употреблял, как краски, но не полагал в них никакой существенной важности. "Заметим, что сии апофегмы, - говорит он в предисловии, столь много критикованном и столь еще мало понятом, - бывают для основательных умов или полуистинами, или весьма обыкновенными истинами, которые не имеют большой цены в истории, где ищем действия и характеров". Не должно видеть в отдельных размышлениях насильственного направления повествования к какой-нибудь известной цели. Историк, добросовестно рассказав происшествие, выводит одно заключение, вы другое, г-н Полевой никакого: вольному воля, как говорили наши предки.

Г-н Полевой замечает, что 5-я глава XII тома была еще недописана Карамзиным, а начало ее, вместе с первыми четырьмя главами, было уже переписано и готово к печати, и делает вопрос: "Когда же думал историк?"

На сие ответствуем:

Когда первые труды Карамзина были с жадностию принимаемы публикою, им образуемою, когда лестный успех следовал за каждым новым произведением его гармонического пера, тогда уже думал он об истории России и мысленно обнимал свое будущее создание. Вероятно, что XII том не был им еще начат, а уже историк думал о той странице, на которой смерть застала последнюю его мысль... Г-н Полевой, немного подумав, конечно сам удивится своему легкомысленному вопросу.

Николай Алексеевич Полевой вошел в историческую на­уку как историк, выдвинувший и утвердивший в ней ряд но­вых понятий и проблем . Он являлся автором 6-томной «Ис­тории русского народа», 4-томной «Истории Петра Великого», «Русской истории для первоначального чтения», «Обозрения русской истории до единодержавия Петра Великого», много­численных статей и рецензий. Полевой был широко известен и как талантливый публицист, литературный критик, редак­тор и издатель ряда журналов.

Полевой происходил из небогатой, но про­свещенной семьи иркутского купца, был человеком одаренным, обладающим энциклопедическими зна­ниями, чрезвычайно трудолюбивым. Его знания являлись результатом самообразования. Он много читал, изучал инос­транные языки, во время нечастых наездов в Москву посе­щал лекции профессора Московского университета А.Ф. Мерзлякова, П.И. Страхова, М.Т. Каченовского. Его внимание привлекли сочинения В.Н. Татищева, М.М. Щербатова, И.Н. Болтина.

Жизненным кредо историка было служение просвещению России, «споспешествование» ее экономическому, культурно­му развитию . Наиболее ярко эти взгляды были выражены в издаваемом им журнале «Московский телеграф» (1825-1834) - первом энциклопедическом журнале России, названным В.Г. Белинским «лучшим журналом России от начала журналистики». На страницах его он последовательно высту­пал защитником и идеологом «третьего сословия», считая его производителем «благосостояния государственного, кормиль­цем и обогатителем миллионов своих собратьев», которое до­стойно проявило себя в прошлом и является залогом буду­щих успехов России.

Его политическая программа сводилась к некоторой демо­кратизации общества в плане расширения прав и влияния «третьего сословия», критики отживших форм крепостничес­кого строя, сословие-классовых привилегий дворянства, ста­рых предрассудков. Реформирование общества, по его мне­нию, должно проводиться правительством с «уважением спокойствия каждого подданного».

Как историк Полевой заявил о себе в 1819 г. статьей об од­ном из древнейших русских памятников - «Слове о полку Игореве». Его исторические работы публиковались в «Отечествен­ных записках», «Северном архиве», «Вестнике Европы». Они заслужили одобрения К.Ф. Калайдовича, М.Т. Каченовского,. П.С. Строева. По их представлению он был принят в члены Московского общества истории и древностей российских.

Мировоззрение Полевого формировалось под влиянием теоретических поисков русской общественной и научной мысли, передовых западноевропейских мыслителей XVIII - начала XIX в., немецкой филосо­фии Ф. Шеллинга, французских историков Ф. Гизо, О. Тьерри. По достоинству оценив труды своих предшественников по изучению русской истории, Полевой сделал попытку пе­реосмыслить прошлое и дать новое направление познанию его основных аспектов.

Впервые свое понимание истории как науки Полевой из­ложил во вступительной речи, прочитанной в Обществе ис­тории и древностей российских в 1825 г.: история - одно «из важнейших понятий человеческих... поверка всех дога­док и предложений ума, философия опыта» . Он отказался от признания истории как поучения, наставления человеку или удовлетворения любопытства. Задача науки - «сообра­жать ход человечества, общественность, нравы, понятия каж­дого века и народа, выводить цепь причин, производивших и производящих события». Такое определение задач истори­ческой науки поднимало ее общественное значение, пред­ставляло ее как науку, позволяющую увидеть «тайну бытия в настоящем, цель будущей судьбы своей». Следование ис­тине, беспристрастие, соблюдение исторической перспекти­вы, отказ от изложения событий из «своего века, своего народа, самого себя» - так определял основные принципы работы историка Полевой.

Полевой высоко ценил труды историков, занимавшихся со­биранием и систематизацией исторических материалов. В этом плане он отмечал «незабвенные» заслуги Н.М. Карамзина, В.Н. Татищева, Г.Ф. Миллера, особенно А.-Л. Шлецера. «Эпо­ху в истории наших древностей», по его мнению, составили труды Н.П. Румянцева, К.Ф. Калайдовича, П.М. Строева и др. Он сам представил опыты анализа источников, сделал попыт­ку классификации их и высказал некоторые интересные на­блюдения над текстами летописей; вмешался в спор о «Рус­ской Правде».

В 1829 г. Полевой опубликовал критическую статью на «Историю государства российского» Н.М. Карамзина, где как бы подвел итог всей предшествующей историографии. Отда­вая должное заслугам ученого, он, однако, сделал вывод о том, что труд Карамзина «в отношении истории, которой требует его время» является произведением «неудовлетворительным». В ней нет «одного общего начала, из которых истекали бы все события русской истории», не показана связь ее с историей человечества, и жизнь России «остается для читателя неизве­стною». Он принципиально разошелся с Карамзиным в пони­мании предмета исследования и критиковал его за отсутствие изображения «духа народного», попытался противопоставить истории государей - историю народа. Отсюда его идея напи­сать «Историю русского народа». Первый том вышел в 1829 г . Однако осуществить свой замысел полностью он не смог, под­готовил и издал шесть томов, где изложение довел до середи­ны царствования Ивана III. В 30-40-х гг. XIX в. в печати по­явились отрывки из истории России в царствование Ивана Грозного, Алексея Михайловича, Анны Иоанновны, несколь­ко работ о Петре.

Основой изучения истории Полевой полагал «философ­ский метод» , т.е. «научное познание»: объективное воспроиз­ведение начала, хода и причин исторических явлений, показ «места тех или иных событий в великой книге судеб». В ос­мыслении прошлого исходным положением для Полевого было представление о единстве исторического процесса. Идея не новая, но получившая у него более глубокое обоснование и конкретное содержание. Все народы и государства являются лишь частями «великого всемирного семейства - человече­ства» . Они живут в непосредственном взаимодействии друг с другом и подчиняются «условиям общей жизни товарищей бытия его». Поэтому, пришел к выводу, что понять ис­тинную историю народов можно только «обнимая весь мир», рассматривая «каждое общество, каждого человека, каждое деяние его в связи с жизнью всего человечества». При этом он признавал многообразие исторического процесса. История каждого народа имеет свои особенности, и каждый народ за­служивает внимания. Исходя из этого Полевой сформулиро­вал свою основную методологическую посылку : «Все, что бы не представлялось нам, мы созерцаем в частном и общем: но в самом деле, ни частное, ни общее отдельно не существует: ча­стное есть общее, одно и то же, двояко познаваемое».

Рассматривая историю народов как проявление одинако­вых явлений, повторение общих для всех народов элементов развития, Полевой подчеркивал, что в основе их лежат «оди­наковые законы», которые проявляются в определенных фор­мах в зависимости от времени и места действия. Разнообраз­ное проявление их составляют частные истории.

Общий закон Полевой видит в единстве цели историчес­кого развития, начертанной Провидением . Она определяет направление исторической жизни. Наличие общих причин, производящих «одинаковые следствия», - другое определе­ние закона. Отсюда следующий его принцип исследования: рассмотрение соотношения явления с его началом и будущим, выяснение, почему «именно такое происшествие случилось именно в такое-то время, такой-то народ поступил так, а не иначе, шел туда, а не сюда».

В конкретном выражении идея единства представлена По­левым в решении одной из важнейших проблем исторической науки XIX в. - соотношение исторической жизни России и стран Западной Европы. Россия и Запад для него части миро­вой истории и, следовательно, подчинены общим законам развития. «Россия прошла школу веков подобно Западу и жизнь ее совершалась в тождественных с западною историей явлени­ях, представляя только исполинские размеры событий в нача­лах, которые потом развиваются в изумительных подробнос­тях последней». По мнению Полевого, история феодализма на Западе и история русских уделов, Новгорода и средневековых городских общин, междоусобия князей и феодальные войны -явления однопорядковые. Россия прошла через общие для всех народов фазы и повторила основные элементы общественной жизни. Но они отличались по форме, времени и месту.

Законом исторической жизни Полевой считал непрерыв­ное, поступательно-прогрессивное движение человечества . «Род человеческий, - писал он, - совершает свое бытие спи­ралью, бесконечным винтом, бытие каждого народа образует полное кольцо, из чего составляется цепь всемирной истории, но тождество, каждый раз в новом виде, есть великий закон нашей природы». Каждый винтик - новая ступень развития. Она выше, совершеннее предыдущей, место действия обшир­нее, сущность более «объемлюща». Принимая установившее­ся в исторической науке деление на древнюю, среднюю и но­вую историю, Полевой каждую эпоху представлял как более высокую ступень в развитии основных элементов общества: философии, религии, политики, образования. Доисторический период - время становления первых обществ и возникнове­ния первых наук, знаний, законов, торговли и т.п.

Древняя история - дальнейшее развитие этих элементов. В религии - освобождение духа и познание «истин открове­ния»; в философии - свобода мышления; в политике - борь­ба республики с единовластием. В Средние века - усиление влияния религии; в политике - «недоступная теократия». Новая история отразила в себе все, о чем «мечтали древние и Средние века, что заключалось в идеях самых смелых мысли­телей». Все эпохи смыкаются между собой, образуя неразрыв­ную цепь изменений, одно вытекает из другого, каждая эпоха подготовляется предыдущей. Закон прогрессивного развития имеет всеобщий и обязательный характер для любого народа . Движение остановить невозможно, всякие попытки этого ве­дут к упадку и гибели народа. Примеры этого Полевой видел в истории Швеции, Польши, Турции и др.

Но он отмечал и сложность, противоречивость движения . Оно включает в себя моменты упадка, возврата назад. Такой взгляд на исторический процесс дал возможность Полевому признать правомерность всех эпох в истории человечества, в том числе Средних веков, периода уделов в России, и обо­сновать неизбежность и необходимость перемен в современ­ной ему России.

Общими закономерностями являются для Полевого и ис­точники развития , главным из которых он считал «нескон­чаемую борьбу» противоположных начал, где окончание одной борьбы есть начало новой. Одно из них, по его мне­нию, заключается в «беспрерывном, ненасытном желании удовлетворить свои потребности, в первую очередь в пище, одежде, жилье и т.п., и теми препятствиями, которые встают на этом пути».

Полевой обратил внимание на три фактора , определяющие жизнь человечества: природно-географический, дух мысли и характер народа, события в странах окружающих. Качествен­ное разнообразие их определяет своеобразие исторического процесса каждого народа, проявление общих закономернос­тей, темпов и форм жизни.

Разницей в природных условиях Полевой объяснял разли­чия в развитии Азии и Европы. Азия огромна, могуча физи­ческими силами. Человек в ней подавлен громадностью при­роды. Европа уступала Азии обширностью и разнообразием, она бедна физическими силами. Следствием этого явилось пре­обладание в ней духа. Азия, бывшая в свое время колыбелью «общественного и умственного образования», в силу природ­ных условий «окаменела в своем развитии». В ней сохрани­лась «пастушеская, полудикая, воинская жизнь». Религия -«тяжкое, подавляющее чувство величия сил природы»; фило­софия - религиозный мистицизм; политика - неограниченный деспотизм; искусство - «исполинские истуканы, мрачные под­земные храмы». В Европе - оседлая городская жизнь; рели­гия - «возвышение духа»; философия - смелая, свободная, ведущая к разгадкам тайн природы; политика - развитие свободной воли человека; искусство - произведение изящно­го; человек - сознающий свое достоинство. Таким образом, делал вывод Полевой, Азия олицетворяет вещественность (природу), Европа - духовность (человека). Единство веще­ственности и духовности, т.е. Азия и Европа, составляют жизнь человечества. Определяющим Полевой считал духовность. Отсюда его интерес к Западу и ориентация на него.

Однако Полевой видел и другую сторону этого единства -вечную борьбу стихий вещественности и духовности. История человечества представлялась ему как борьба Азии и Ев­ропы . Борьба заключалась в попеременном вторжении Азии в Европу и затем «вдвижении ее Европой обратно». Этапами движения он определял границы периодов исторического раз­вития. История человечества началась на Востоке. Мир древ­ний был стерт с лица земли бурным потоком, хлынувшим из Азии. Затем Европа двинулась в Азию (крестовые походы). Ответное движение турецких орд в Европу - завоевание Царьграда, конец истории Средних веков. Одним из последних движений Запада на Восток Полевой считал вторжение Наполеона. Это начало новейшего периода в истории челове­чества. Восток устоял, и приходит его очередь двинуться в Европу. Это движение «не будет так воинственно и разруши­тельно, как было в начале Средних веков, не будет так воин­ственно и религиозно, как было в конце их. Оно заключает в себе власть духа и вещества». Это движение «великого наро­да, соединившего в себе Восток и Запад, Азию и Европу... на­рода... родного Европе и родного Азии... Сей народ - Русский народ, сие живительное начало - Россия».

Концепция всемирной истории Полевого - это столкнове­ние Востока и Запада. В основе - различия природно-географические и вытекающая из этого специфика развития того и дру­гого. Разрешение противоречия Полевой видел в достижении Востоком уровня развития Европы, установлении равновесия.

Географическими условиями, положением России между двумя стихиями, объяснял Полевой особенности ее историчес­кого развития. Он обращал внимание на существование разли­чия в природных условиях северной и южной России и отсюда определял специфику направленности их общественной жиз­ни. Географический фактор, по мнению Полевого, не создает и не упраздняет общих закономерностей. Он влияет на темпы, формы, характер развития, на дух и характер народа, который, в свою очередь, является одним из основных факторов разви­тия общества. В частности, характер русского народа, сформи­ровавшийся в условиях местоположения его между Азией и Ев­ропой, определил своеобразие русской истории. Русский народ соединил в себе, писал Полевой, «воображение Востока с умом Запада, с твердостью северного характера», что определило его потенциальные возможности. А вера россиян является залогом силы и единства государства в прошлом и настоящем.

Третий фактор Полевой определял как взаимодействие на­родов друг с другом . Рассматривая Русь 1Х-Х1 вв., он обращал внимание на связи ее с Грецией. Нашествию татар он придавал решающее значение при объяснении условий образования Мос­ковского государства. Определяя роль указанных факторов в истории России Полевой пришел к выводу: «Состояние обще­ственности, дух времени, образ мыслей и понятий, географи­ческие подробности, современные события в странах, окружав­ших Русь, должны были произвести то, что было на Руси».

Общее настроение эпохи, романтизм как составная часть мировоззрения Полевого определили его интерес к проблеме народа , его места в истории и русском государстве. Государ­ство является высшей формой выражения народного духа, счи­тал Полевой. Но прочность и благосостояние его зависят от поддержки народа. Однако последний не подготовлен к само­стоятельной деятельности, он не просвещен. Поэтому «двига­ют грубый материал» правители, самодержцы. Самодержавие «великой династии Романовых» обеспечило могущество рус­ского государства в прошлом, оно является залогом процвета­ния России и в будущем. Оно должно служить образованию и просвещению народа. В конечном итоге история народа в кон­цепции Полевого остается все той же историей государства, историей самодержавия.

Одним из первых в отечественной историографии Поле­вой обратил внимание на обусловленность действия личнос­ти историческими условиями. Человек, писал он, не может действовать по своему произволу, «не может даже ускорить ход судеб и перепрыгнуть через ступеньки лестницы их, ибо он сам только ступенька в сей лестнице».

Великие люди - продукт деятельности человечества, их действия определены условиями и потребностями эпохи. Они являлись тогда, когда «время вызывало их на подвиг». Так появились в России Иван III, Петр Великий и др. Оценить значение личности, полагал Полевой, возможно только при рассмотрении «всех деяний» ее, с учетом предшествующей и последующей истории. Так, рассмотрение событий XVII в. убе­дили Полевого в необходимости реформ Петра. В деятельно­сти Ивана III он так же видел отражение жизни народа и века. Происхождение государства: изучаяРусскую историю, Полевой сосредоточил внимание на проблеме происхожде­ния государства. Он исходил из понимания того, что государство создается постепенно, исторически. Поэтому, полагал он, в словах «русское государство» в отноше­нии к первому периоду русской истории содержится ошибка.

Древняя история России может быть только «историей рус­ского народа», а не историей русского государства . Это по­ложение определило его схему русской истории. Первый пе­риод - время истории русского народа. Второй - история русского царства. Третий - российская империя. Границы этих периодов: вторжение варягов, затем монголов и вступ­ление России в европейскую систему при Петре. Полевой отверг два принципиальных положения предшествующей ис­ториографии - установление государства на Руси с прихо­дом варягов и факт добровольного их призвания. Он кате­горически заявил, что известие «о призвании варягов ока­зывается недостоверно и несообразно». Как и другие народы Европы, славяне были покорены выходцами из германских и скандинавских земель, которые «на мечах» положили на­чало общественным образованиям.

Полевой предложил своеобразную концеп­цию феодализма на Руси . Начало ее он свя­зывал с норманнским вторжением, что имело место и в других странах. Завоеватели строили городки-крепо­сти, владетели их назывались князьями и повиновались власти главного князя-варяга, который имел значение «повелителя в действии». Каждый князь имел полную власть в местах своего княжения. Полевой называл такое состояние общества «фео­дализмом норманнским». С XI в. он констатирует изменение характера отношений. Малочисленность варягов, противоречия между ними, распространение гражданских прав между славя­нами способствовали слиянию обоих народов в одно «полити­ческое тело». Установился новый образ правления. На смену норманнской феодальной системе приходит «система уделов, обладаемых членами одного семейства» под властью старшего в роде - «феодализм семейный». Все княжества составляли об­щий союз, глава его - киевский князь. Другие князья были пол­ными властителями в своем уделе. Отношения между князьями определялись степенью родства. Со времени Андрея Боголюбского начинается борьба между ними. Ослабляется власть ве­ликого князя, единство распадается, уделы начинают жить «своим отдельным бытием».

Таким образом, различия двух этапов феодализма Полевой видит в формах междукняжеских отношений. Если в первую эпоху отношения между князьями были обусловлены первен­ством в захвате земель и силой того или иного князя, то во вто­рую - степенью родства. Считая, как и другие историки, феодализм «гибельным и страшным для русских государей и поддан­ных», Полевой вместе с тем отмечал, что он был необходим для развития «жизненных сил по всем землям русским».

Особое место в творчестве Полевого занимала эпоха Петра 1 . Характеристику ее он предварил описанием внутреннего состояния России в XVII в. Петр продолжил начатые в это время реформы. Они касались всех сторон жизни государства. Петр, подчеркивал Полевой, «спаял» окончательно Россию единодержавием, используя опыт Западной Европы, «обогатил» ее торговлей, промыш­ленностью, ввел новые обычаи и нравы. Смысл реформ Поле­вой видел в решительном повороте России к Западу. Главное, что сделал Петр, считал он, - собрал все средства государ­ства и «непостижимою силою воли и нечеловеческими труда­ми, исполнил в краткий век человека дела столетий - догнал Европу, ушедшую далеко вперед». При этом для Полевого было важно, что Петр остался верен русскому духу, русской вере, русскому характеру.

Таким образом, Полевой на основе новых идеи познания и осмысления прошлого, распространенных в 20-40-х гг. XIX в. в отечественной исто­рической науке, сделал попытку сформулировать целостную теоретико-методологическую концепцию исторического раз­вития. Ее основные моменты включали положение о един­стве и многообразии истории человечества, о закономерном, поступательно-прогрессивном характере ее развития, обус­ловленности объективными факторами развития. Он попы­тался на этой основе построить схему всемирной истории и переосмыслить историческое прошлое России. Концепция Полевого открывала возможности для широко сравнитель­но-исторического изучения исторического процесса и осмыс­ления исторического опыта в контексте не только европей­ской, но и восточной истории. Удалось ему далеко не все. Главное, он не смог написать историю русского народа, не пошел дальше общих фраз о «духе народа», ограничившись некоторыми новыми оценками тех или иных событий. Но главная задача, писал К.Н. Бестужев-Рюмин о Полевом, не в перечислении ошибок ученого. Как человек, прокладываю­щий новый путь, он мог ошибаться в своих выводах, мог де­лать неудачные попытки, но главное то, что «им были требо­вания выделены: последующим историкам предстояло их наполнить по мере сил и накопления материалов».

Главная задача «Истории русского народа» - перешагнуть существующую тему о том, что Русь изначально была государством. Русь государством стала только после свержения ига. До XV в. на нашей территории существовало несколько государств, но все они были не русские.

Изучая русскую историю, Полевой сосредоточил внимание на проблеме происхождения государства. Он исходил из понимания того, что государство создается постепенно, исторически. В словах «русское государство» в отношении к первому периоду содержится ошибка. Древняя история России может быть только «историей русского народа», а не историей русского государства. Полевой отверг 2 принципиальных положения предшествующей историографии – установление государства на Руси с приходом варягов и факт добровольного их призвания. Он категорически заявлял, что известие «о призвании варягов оказывается недостоверно и несообразно». Как и другие народы Европы, славяне были покорены выходцами из германских и скандинавских земель, к-рые «на мечах» положили начало общественным образованиям.

Полевой предложил своеобразную концепцию феодализма на Руси. Начало ее он связывал с норманнским вторжением, что имело место и в других странах. Полевой называл такое состояние общества «феодализмом норманнским». С IXв. он констатирует изменение характера отношений. Малочисленность варягов, противоречия между ними, распространение гражданских прав между славянами способствовали слиянию обоих народов в одно «политическое тело». Установился новый образ правления. На смену норманнской феодальной системе приходит «система уделов, обладаемых членами одного семейства» под властью старшего в роде – «феодализм семейный». Все княжества составляли общий союз, глава его – киевский князь. Другие князья были полными властителями в своем уделе. Отношения между князьями определялись степенью родства. Со времени Андрея Боголюбского начинается борьба между ними. Ослабляется власть великого князя, единство распадается, уделы начинают жить «своим отдельным бытием».

Теория официальной народности и историческая наука. Официальная концепция русской истории в курсе «Русской истории» Н.Г. Устрялова.

В 1832 г. после ревизии Московского университета он сформулировал свою реакционную «теорию официальной народности», после чего Николай I назначил его министром просвещения.
Сущность этой теории состояла в утверждении, что русский народ якобы не может жить без православия и самодержавия.

Уваров говорил, что под этим углом зрения надо воспитывать молодежь и внедрять в сознание студенчества и передовой молодежи мысль о том, что «православие, самодержавие и народность» являются «охранительными началами», без которых Россия якобы не может существовать.
Целей своих Уваров не скрывал. Уваров говорил, что если ему удастся задержать историческое развитие России на 50 лет, то он умрет спокойно.

Одним из краеугольных камней теории официальной народности было утверждение о самобытности России, о невозможности в ней революции.

Н.Г. Устрялов.

Главный предмет исторической науки – события, в к-рых проявляет себя собственной жизнь государства: «достопамятные действия людей», управляющих внутренней и внешней политикой России; успехи законодательства, промышленности, науки и художеств; религия, нравы и обычаи. Задача историка – «не собирание биографий», а представление картины «постепенного развития жизни общественной», «изображение переходов гражданского общества из одного состояния в другое, раскрытие причин и условий изменений». История должна обнимать все, был убежден Устрялов, что имело влияние на судьбу государства. Значение науки, знания истории Устрялов видит в том, что история «верная повесть всего родного», «завет предков потомству». Она «послужит лучшим пособием к применению всякого рода уставов: ибо все умножается опытом», а она и есть «самый обильный запас разнообразных опытов».

Устрялов делил историю России на 2 главные части: древнюю и новую. Каждая из них подразделялись на периоды в соответствии с изменениями, происходящими в гражданском быте. Древняя история, от начала Руси до Петра Великого (862-1825гг.) и Новая история, от Петра до смерти Александра I.

Возникновение у славян гражданского общества Устрялов связывал с установлением верховной власти норманнского князя. Тогда же сложилась и территория государства. Принятие христианской веры способствовало слиянию разноплеменных областей русской земли в одно государство. Окончательное устройство государства произошло при Ярославе Мудром. Он закрепил его законодательством, к-рое определило главные условия гражданской жизни. С половины XI в. началась борьба между потомками Рюрика, семейные споры за верховную власть. Произошло разделение на уделы, к-рое явилось следствием понятия о праве на удел каждого члена семьи.

Покорение русской земли монголами, борьба ее с иноплеменными народами на западе привели к разделению ее на восточную и западную. Монгольское иго, считал Устрялов, не оказало влияния на внутренне устройство восточной Руси. В неприкосновенности остались главные элементы государства – вера, язык, гражданский быт. В начале XIVв. совершился «великий переворот» и определялась судьба России – началось постепенное соединение удельных княжеств восточной Руси в Московское государство. Оно поднялось на борьбу с монголами и свергло иго; избавилось от удельной системы и образовало «державу сильную, самостоятельную – Русское царство». Главою его был государь самодержавный.

После «потрясений русского царства самозванцами» Устрялов видел цель русских князей в благоустройстве государства, в духе древнейших уставов и самодержавия, получившее окончательное образование при Алексее Михайловиче и его сыне Федоре.

Новую историю Устрялов начинал с Петра Великого. Петр усвоил плоды европейской цивилизации, поставил «свое государство на такую ступень, что оно явилось внезапно исполином в кругу своих соседей». Российское царство было преобразовано в Российскую империю.

Современный ему период Устрялов начинал с восшествия на престол Николая I.

Теоретико-методологические взгляды М.П. Погодина. Противопоставление российской и западноевропейской истории. «Взгляд на русскую историю. Историко-критические отрывки». «Древняя русская история до монгольского ига».

Погодин был в курсе новейших европейских исторических и философских идей. Он увлекался философией Шеллинга и идеями романтизма. Ученый пытался осмыслить национальные идеалы и традиции, место русского народа в общечеловеческого истории, определить собственное представление о смысле и содержании истории. Вместо политической истории надо изучать «дух народа», «историю ума и сердца человеческого», т.е. явления, прежде всего личные, бытовые, религиозные, художественные.

Погодин, убежденный в тождестве законов естественного и духовного мира, одним из первых в русской исторической науке пришел к выводу о том, что поиск истины в истории может быть таким же, как и в других науках. Образ историка он связывал с образом натуралиста, к-рый исследует все классы и виды, существующие в природе.

Написание общей истории России Погодин считал необходимым предворить изучением отдельных ее периодов, например норманнского, монгольского, московского, и сам дал образцы такого изучения. важным он считал и детальное исследование отдельных групп населения: бояр, купцов, служилых людей, смердов, отношений между князьями и т.д.

Вопрос о соотношении исторического развития России и стран Западной Европы являлся одним из важнейших в отечественной историографии и общественно-политической мысли XIX в. в рассмотрении его Погодин исходил из двух посылок. Первая – история России есть составная част истории человечества, т.е. истории европейской. В них имели место одинаковые события, обусловленные «общим ее подобием» и «единством цели». Вторая – «всякий народ развивает своей жизнью особую мысль» и содействует тем самым в той или иной степени, прямо или косвенно, исполнению предначертаний Провидения. Факты отечественной истории существенно отличаются по своему содержанию от подобных фактов истории европейских народов. Россия всегда шла свои путем, и обязанность историка отыскать этот путь, показать его своеобразие.

В России не было западного среднего века, но был восточный русский; развивалась удельная система, к-рая существенно отличалась от феодальной, хотя и составляла вид того же рода; следствие крестовых походов – это ослабление феодализма и усиление монархической власти, а в России усиление монархической власти явилось результатом монгольского ига; на Западе была Реформация – в России – реформы Петра I – такие параллельные события находит Погодин в истории русской и западноевропейской. Это 2 процесса, идущие рядом друг с другом, но не пересекающиеся. Их течение абсолютно самостоятельно и независимо друг от друга.они могут пройти через похожие стадии развития, но это не будет означать, что они обязательны для их эволюции. В конечном итоге Погодин пришел к выводу, что «вся история России до малейших подробностей представляет совершенно иное зрелище».

Корень различий ученый видел в «изначальной точке», «зародыше», т.е. обращался к уже известному тезису о том, что история народа начинается с истории государства, а источник различий заключен в особенностях его происхождения. Государство на Руси началось вследствие призвания, «полюбовной сделки». На Западе оно обязано своим происхождением завоеванию.

Кроме исторических причин, разделявших судьбы России и народов Западной Европы, Погодин обратил внимание на физические и нравственные.

Россия занимала огромные пространства, объединяла многочисленные народы. Это, по мнению Погодина, определило такие особенности, как отношение к земле; беспрерывное движение, имевшее место на протяжении 100 лет от смерти Ярослава до нашествия монголов, чему способствовало и правило наследования княжеского престола.

Некоторые особенности политического развития России Погодин связывал с суровым климатом, к-рый заставлял «жить по домам, около очагов, среди семейств и не заботиться о делах общественных, делах площади». Князю было предоставлено право самостоятельного решения всех вопросов. А это устраняло почву для всяких раздоров. Географическая изолированность, связанная с системой рек, текущих внутрь земли, отдаленность от морей мешали общению с другими народами, что также способствовало тому, что Россия шла «своей дорогой».

При определении духовных различий Погодин подчеркивал особенности характера народа – терпеливость, покорность, равнодушие, в противоположность западной раздражительности. Единство языка, единство веры => один образ мыслей народа составляли силу российского государства.

Оформление государственной (юридической) школы в трудах К.Д. Кавелина. Периодизация русской истории. «Взгляд на юридический быт Древней Руси». «Мысли и заметки по русской истории».

Государственная школа в историографии – сер. XIXв. Основатели: Кавелин, Соловьев, Чичерин. Для государственной школы характерно:

1) Особый интерес к философии истории Гегеля, к его диалектическому методу. «Философия правды», Гегель: Вся всеобщая история начинается тогда, когда возникает государство. Но в истории человечества существует огромный период догусударственности. Быт определяет право. Единство народов заключается в единстве целей.

2) Государственная школа теоретически осмысляла прошлое и сделала попытку соединить историческую теорию с конкретным историческим материалом, сформулировали концепцию исторического развития российской государственности, ее институтов и правовых норм.

3) Государство рассматривалось ими как субъект и двигатель исторического прогресса.

4) Ученые государственной школы рассматривали историю как самопознание

5) Историки были солидарны в утверждении способностей русского народа к развитию и относили его к семье европейских народов.

В статьях о русской истории «Взгляд на юридический быт древней России», «Краткий взгляд на русскую историю», «Мысли и заметки о русской истории» Кавелин неоднократно обращался к историческому знанию предшествующих эпох. Он выделял несколько этапов в развитии этого знания, определяемых формую «народного самосознания». Первоначально история привлекала как «любопытная сказка о старине», затем история стала «поучением» и «справкой», превратилась в «архив старых политических и государственных дел». Наконец, наступает время «глубоких раздумий». Теоретическое осмысление прошлого должно основываться на анализе источников. Они создают фундамент исследования и позволяют подойти к изучаемому предмету не абстрактно, а исторически. Основываясь на фактах, историческая наука должна выступить в форме теории.

Главная работа – «Взгляд на юридический быт Древней Руси».

Кавелин сделал вывод об особенностях исторического развития России:

1. Европа не знала местничества

2. В Европе нет начал общинного быта

3. Россия с образования крепкого централизованного государства в конце XVIв. Крепко прикрепило к себе сельских жителей. В Европе не было такого явления и сельские жители были лично свободными.

Кавелин был против механического сравнения Западной Европы и России. Недопустимо сравнивать процессы и явления, происходившие в Европе и России в разное время. Ближайший результат такого механического сравнения являлось бы, что Россия в первой половине XV-XVI вв. равна историческому развитию Европы в XII-XIV вв. История – не математика. Между Россией и Европой есть глубокое различие, но нельзя забывать о том, что существует человеческое единство всех времен и народов. В основе единства – все народы стремятся к одному идеалу нравственного и физического развития.

«Мысли и заметки о русской истории»

Оценивал место русского народа, его исторический опыт в мировой истории. «Нет ни одного народа в мире, к-рый бы так странно оценивал и понимал свое прошлое и настоящее. Кроме нас ни один народ не разрывался на 2 половины в своем сознании, чуждый и ничем не связанный. Мы не можем освободиться от вопиющего противоречия между нашим взглядом на самих себя и постепенно величавым ходом на самих себя. События у нас идут как-то своим чередом, точно будто не по нашей воле. Мы сильны неясными стремлениями и слабы разумениями. Источник немощи скрыт в вековой привычке смотреть на себя чужими глазами, сквозь чужие очки, через толстый слой предрассудков, к-рый мешает нам понять себя. Думать и учиться мы стали поздно, гораздо позднее др. народов. Но это нам дало возможность пользоваться тем, до чего др. народы дошли тяжелым путем. Однако, мы принимаем чужие мысли за свои, не выходим из духовного малолетства. Мы постоянно сравниваем наше настоящее не со своим прошедшим, а с образом чужим, посторонним. Вот наша всегдашняя ошибка, к-рая перепутывает наше понятие».

Россия – европейская страна, она страна христианской культуры, морали и этики, что роднит ее с Европой. Все европейские народы существуют в христианском мире, для к-рых характерна 1 цель\6 безусловное признание достоинства человека и всестороннее его развитие.

Периодизация:

I. Родовой быт – этот период характерен для первобытнообщинного строя. В обычаях характерны месть и родовые отношения. Родовой быт – это царство случайностей, здесь человек зависит от стихий.

II. Семейный быт – человек защищен в семье, но за ее рамками начинается неопределенность.

III. Вотчинный быт – стабильность в границах вотчины, но каждая вотчина живет по своим законам.

I+II+III – с древнейших времен до XVIIв. Дальше – 8 веков национального развития.

Текущая страница: 1 (всего у книги 66 страниц)

Николай Полевой
История русского народа

© ООО «Издательский дом «Вече», 2008

Предисловие

«Есть различие между простым, врожденным человеку желанием знать прошедшее и тем испытующим стремлением человеческого ума, которое поставило в ряду других познаний наших историю. Все знания, все науки начинаются в самых первых действиях человеческого духа. Так и в простом желании знать прошедшее должна была заключаться история. Но знания и науки находятся в первоначальных действиях нашей умственной способности, как творения природы в семенах и зародышах; время развивает их: целые века потребны для развития умственных семян, сеемых человеком.

Мы ошибемся, если будем смешивать первое действие человеческого ума с полным его развитием. Способности человека, в самом несовершенном их состоянии, содержат уже в себе идеи и верования всякого рода. В самом первом порыве ума все есть у человека, все, чем может он познавать истины в себе самом, вокруг себя, выше себя. Умственный инстинкт, коим одарен человек, соприкасаясь всему, ко всему прилагается; но человек не начинает задачами и решением оных: в начале он безусловно видит, чувствует, понимает, верит; произвол умственной его деятельности смешивается, сливается с предметами, которые приближаешь к себе, расцвечивается, так сказать, их цветами. Потом наступает другой период умственной деятельности, когда она входит в самое себя и, взяв самое себя за предмет своих действий, требует отчета о том, что мыслила, как и для чего таким образом мыслила, как и для чего мыслит. Тогда превращается в задачу то, что прежде было для человека положительно; человек действует методически там, где прежде повиновался инстинкту, замещает непосредственное вдохновение постепенными понятиями и врожденные верования системами. Мысление творить знание, науку там, где произвольность ставила верование. Так бывает в человеке, так и в роде человеческом. Везде с самого начала непосредственное, так сказать, откровение разоблачает для умственной способности тайны бытия, освещает его, как будто свыше, светом чудесным и налагает на него знамение вечных истин. Прежде всяких систем род человеческий мыслит, и посредством сил, коими он одарен, достигает истин существенных, не дожидаясь поздних пособий философии, которая развивает впоследствии начало и являет его в полном блеске жизни, созидая систему, науку. Весьма важно знать такую постепенность понятий человека: она объясняет для нас природу нашу и подле самой колыбели нашего ума ставит свет и величие, в то же время показывая правильную постепенность в дальнейшем ходе сего.

Сии истины, сказанные одним из новейших мыслителей, непреложны для истории всякого знания человеческого: они непреложны для истории самого человека, вообще и частно. Мы видим после сего, как отделяется действие врожденного любопытства, удовлетворяемого простым рассказом на развалинах прошедшего, без суждений и размышлений, от действия умственной воли познавать прошедшее, для удовлетворения коего философия созидает историю, вдохновенную умом вещательницу протекшего, богиню, по мнению древних, пишущую на алмазных скрижалях события веков минувших.

После первого мгновения бытия человек имел уже прошедшее, имел и повествовал историю его. Но она сливалась со всеми образами слова: являлась Поэзией, казалась Верою, была Законом. Обнимая все другие ведения, история вмещала в себя все разнообразие оных в то время, когда опыт казался человеку единственным вождем всякого познания. Но когда другие знания, Поэзия, Вера, отделились от истории, человек начал обрекать ей собственные ее пределы и решился образовать из Истории отдельное знание.

История человечества начинается, собственно, с того времени, когда люди составили общество и явилась жизнь народов. При сих обстоятельствах началась борьба частной воли человека с условиями общего бытия; нерешимая задача бесконечной жизни, угасающей для того, чтобы снова возникнуть, и возникающей для того, чтобы снова угасать. Много времени протекает, пока тот или другой век находит для себя верное мерило в общем духе своего времени, служащем переходом к новой борьбе. Сим мудрым законом провидения все стремится здесь путем усовершенствования в человечестве; сей закон составляет разнообразие прошедшего, и история истории есть повесть, как разнообразно смотрел человек с точки мгновенного бытия на удовлетворение желания знать прошедшее в настоящей жизни…»

Так сформулировал свое отношение к истории как науке Николай Алексеевич Полевой (1796–1846).

Талантливый публицист, критик, прозаик и историк родился в Иркутске. Сын купца, он не получил систематического образования. Рано научившись грамоте, он с жадностью набросился на книги, которые нашел в довольно большом количестве у отца. По собственным его словам, Полевой «прочитал тысячу томов всякой всячины» и помнил все прочитанное. Уже с десятилетнего возраста он издавал рукописные газеты и журналы, писал драмы, стихи. В 1811 г. Полевые переехали из Иркутска в Курск. Побывав в Москве, где он некоторое время посещал университет, и в Петербурге, Полевой понял недостаточность бессистемного чтения и серьезно принялся за образованна После целого дня работы за прилавком он просиживал ночи за изучением русской грамматики и языков: от латинского до греческого. Отказавшись от легкого чтения, Полевой «выучивал по триста вокабул в вечер, выписал все глаголы из Геймова словаря, переспрягал каждый отдельно и составил новые таблицы русских спряжений». В 1820 г. Полевой по поручению отца уехал в Москву для устройства винокуренного завода. С этих пор и особенно после смерти отца Полевой всецело предался литературе. Вскоре он получает серебряную медаль Академии наук за исследование о русских глаголах. Статьи и стихи Полевого появляются все чаще в периодических изданий. Греч и Булгарин предложили ему сотрудничать в их журнале, но предложение это не было им принято. В 1825 г., встретив поддержку в лице П. А. Вяземского, он начал издавать знаменитый «Московский телеграф», выступавший с либеральных позиций против феодализма и дворянства, ратовавший за романтизм, подчеркивавший гражданскую честность, заслуги и монархический патриотизм Купечества. В журнале печаталось много статей по истории и этнографии. После запрещения «Московского телеграфа» правительством Полевой редактировал «Живописное обозрение», «Сын Отечества», «Русский вестник», «Литературную газету», издававшуюся Краевским. Во всех этих изданиях он поместил ряд статей по самым разным вопросам, выступая в Качестве историка, критика, публициста, драматурга. Отдельно издано им несколько романов.

Несмотря на многообразие тем, Полевой во всех своих работах является проводником одних и тех же взглядов и убеждений.

Исследуя исторические процессы, он писал:

«…Только нашему веку суждено было познать истинное, по крайней мере высшее, бескорыстное знание истории, очищенной от всех честных стремлений, какие давали ей ошибки ума человеческого и эгоизм наших страстей.

Можем вообще разделить на три разных направления все недостаточные взгляды людей на историю.

Первое из них, самое первобытное, назовем поэтическим, если нельзя назвать его направлением, какое старалось дать истории честолюбие человека. Прошедшее представлялось людям в образах темных, пролетавших по горящему полю их юного воображения. Человек был не в состоянии обманываться существенностью, всегда бедною, если Поэзия не облачает ее в светлые свои облака, если ум не проницает ее животворными лучами философии. Он желал возвысить себя хотя бы в прошедшем, желал озолотить прошедшее, сводил небо на землю, обоготворял людей, вел род свой от них и создавал для себя небывалые мечты о золотом веке, о царстве богов. Собранное веками он приписывал мгновенному вдохновению и, как дитя, грустил о том, чего никогда не бывало.

Второе направление истории было гораздо определеннее. Человек был уже доволен существенностью и настоящее хотел возвеличить прошедшим. Он возводил земное к небесам и видел одно благо и добро в бывалом, утешаясь, что всегда истина, всегда величие председали при начале всего им видимого, всего им изобретенного. Это направление истории можно назвать героическим, если не осмелимся приписать его самолюбию человека. Оно заставляло людей спорить о преимуществах, основанных на древности родов, учреждений, постановлений, заставляло смотреть на все прошедшее, как на нечто великое, и в нем искать причины преимущества, какое человек отдавал сам себе в настоящем.

Бескорыстнее сих обоих направлений было третье, к коему приводило человека несовершенство умственных идей и понятий. Люди искали уроков для настоящего в прошедшем, горевали о былом и хотели воспоминаниями о неизбежной мести пороку, награде добродетели, рассказами о доброте и величии предков учить современное поколение, казавшееся им ничтожным, против того идеала, который находили они в прошедшем.

Так образован был древними объем истории. Читайте греков и римлян, вы всегда увидите поэтическое, героическое, нравственное направление, отдельно или соединенно. Соединяя их, люди изображали в первом отношении начало истории; вторым обрисовывали все прошедшее; третье имели в виду для современников. Яркими цветами Поэзии и красноречия украшались притом повествования историков.

Такие понятия древних об истории объясняются весьма легко. Древние не имели будущего в общей судьбе человечества, ибо идея человечества была им неизвестна. Каждый народ существовал для самого себя, уединялся от других и оттого в грядущем мог видеть только зло. Кажется, древние предчувствовали, что их вера, их понятия, их царства должны вскоре сокрушиться, что новый мир должен сменить их мир. Как на пиршествах древних песни веселья всегда смешивались с гимном грусти, как розы венчали череп, находившийся при их торжествах, так во все вмешивалось у них какое-то уныние, какое-то предчувствие изменения в грядущем. Оттого идеал их переносился в прошедшее, ибо не было ему места в будущем. Древний мир уподоблялся сыну Пелееву, знавшему, что величие своих подвигов он должен купить славой, но рановременной смертью.

И век древних прошел; одни внешние формы оставались от всего: дух исчез. Средние века изменили сущность всего. Но дикое стремление новых веков хотело ожить в древних формах, изящных, прекрасных и погибших навсегда для потомства, долженствовавшего созидать новые. В то время когда мир преобразован был новой верой и общество новыми идеями, потомки древних дописали историю свою оставшимися от предков грифелями, уже истертыми, тупыми, и новые народы видели и образцы древних, и образ писания их потомков. Они пленились образцами древних и думали, что эти образцы написаны так, как в глазах их писали свои сухие эпилоги великих исторических творений потомки греков и римлян. Новые народы принесли с собой или исполинские образы Востока, или мрачные образы Севера, узнали новый мир в Христианстве, и направления истории, образованные древними, оживлены были в родных каждому народу элементах, без всякого сознания, следственно без силы ума и без жара Поэзии.

Невообразимо странно для ума наблюдательного состояние истории в средние и новые века, пока люди не узнали новых форм и нового духа истории. Мы видим истинный хаос. Библейские, превратно понимаемые предания заменяют древнюю мифологию; век Греции и Рима представляется в союзе с похождениями варварских предков каждого народа, как век героический; разнообразная, разнородная философия Востока, Севера и Запада преображает прошедшее в уроки нравственности, чести и славы в формах многоразличных и странных. Изменялись века, изменялась и история. Все народы, все общественные учреждения и звания почитали ее средством доказывать свои права, свою справедливость. Страсти и хитрость ума человеческого истощили все средства, все способы обманывать других и самих себя ложными направлениями истории…»

В истории России Полевой выделял три эпохи: историю русского народа, историю российского царства и историю российской империи. Эти эпохи соответствовали его представлению о делении всемирной истории на древнюю, среднюю и новую. Границы последних он связывал с периодами столкновения европейских и азиатских народов, а границы эпох русской истории – с вторжением норманнов в земли славян, нашествием монголов, вступлением России в европейскую систему при Петре I.

Структура изложения в «Истории русского народа» традиционна для русской историографии: по княжениям и царствам. Как дополнение к каждому периоду Полевой давал общий обзор состояния «гражданского и политического быта», законодательства, хозяйственной деятельности, а также событий в странах Западной Европы.

В своих работах Полевой предлагал историкам обратиться к раскрытию внутренних закономерностей русского исторического процесса:

«…в настоящее время видим ничтожность всех ложных направлений истории. С идеей человечества исчез для нас односторонний эгоизм народов; с идеей земного совершенствования мы перенесли свой идеал из прошедшего в будущее и увидели прошедшее во всей наготе его; с познанием истинной философии мы узнали, как слабы выводы, извлекаемые из мелких и пристрастных соображений прошедшего; сведения о Диких, неизвестных древних племенах пояснили нам историю первобытного человечества и рассеяли мечты древних о Золотом Веке. Лестница бесчисленных переходов человечества и голос веков научили нас тому, что уроки истории заключаются не в частных событиях, которые можем мы толковать и преображать по произволу, но в общности, целости истории, в созерцании народов и государств, как необходимых явлений каждого периода, каждого века. Здесь только раскрываются для нас тайны судьбы и могут быть извлечены понятия о том, что в состоянии, что должны делать человеческая мудрость и воля, при законах высшего, Божественного промысла, неизбежных и от нас не зависящих.

Этим воззрением обозначается сущность, права и обязанности истории, сообразно нашим понятиям; создается знание по строгим выводам умозрения и опыта. Сие знание должно уединиться от всех частных направлений. Историк, напитанный духом философии, согретый огнем Поэзии, принимаясь за скрижали истории, должен забыть и логические выводы первой и цветистые краски второй. Он должен отделиться от своего века, своего народа, самого себя. Его обязанность – истина, чистая, безпримесная, неувлекаемая ни духом систем, ни поэтическим огнем, преображающим в глазах наших предметы. Цели частной нет и не должно быть у историка, ибо история, как жизнь, есть сама себе цель. Воодушевляя, воскрешая прошедшее, она делает его для нас настоящим, преобразуя жизнь прошедшего в слово и, таким образом, выражая совершившееся так же, как слово выражается для нас мертвыми буквами. Историк не есть учитель логики, ибо история такой силлогизм, коего вывод или третья посылка всегда остается нерешимым для настоящего, а две первые не составляют полного, целого силлогизма.

Историк и не судья, ибо составление обвинительных актов даст повод подозревать его в пристрастии так же, как и составление оправдательных. Он живописец, ваятель прошедшего бытия: от него требует человечество только верного, точного изображения Прошедшего, для бесконечной тяжбы природы с человеком, решаемой судьбою непостижимою и вечною.

Удовлетворяя этим условиям, видим, как неприлично историку почитать себя судиею, пред которым смиренно преклоняются века, ожидая осуждения или оправдания; как недостаточно будет, если он, для своего века, по своекорыстию современников, по чувству народной гордости, преображает истину, смотря сквозь призму предрассудков или предубеждений. Несносно и звание учителя нравственности, заставляющее историка говорить афоризмами и сентенциями, как будто нравоучения, им подсказываемые, могут научать современников и потомство, если дела и события не могли научить их!

Положив в основание истину, приняв в руководители умозрение и опыт, историк обязан только показать нам прошедшее так, как оно было; оживить представителей его, заставить их действовать, думать, говорить, как они действовали, думали, говорили, и, бесстрастным вещанием истины, слить жизнь каждого из отдельных представителей с его веком, его временем, обставить изображения их теми отношениями, царства и народы теми царствами и народами, коими сливались они с человечеством в действительной своей жизни.

Вследствие сего историк сохранит все мелкое, частное жизни прошедшего, если оно объясняет что-либо в жизни целого, забудет его, если оно не было причиной или следствием великого, по крайней мере, значительного.

История необходимо разделится на общее и частное, причину и следствие. Историк соединит то и другое, и тогда в его повествовании мы будем зрителями как бы непреходящего, нескончаемого настоящего, ибо где предел истории? Это стезя по бездне вечности, стезя, коей начало и конец теряются во мраке…»

В этом Николай Алексеевич видел предназначение историка, его образовательную миссию. Свое стремление написать историю нашего Отечества он объяснял так:

«…История России, будет ли она предметом философского воззрения, или удовлетворением простого любопытства, вся важна и велика во всех отношениях. Государство, простирающееся от берегов Америки до пределов Германии, от льдов Северного полюса до степей Азийских, без сомнения, есть важное отделение в истории человечества. Не будем спорить об относительной мере любопытства и занимательности историй разных народов. Спор о том, что занимательнее: история монгольского народа или история Греции, мне кажется спором, приличным детству умственных понятий. Там и здесь действует человек, и развалины Самарканда столь же значительны в глазах наблюдателя просвещенного, как и развалины Коринфа и Афин; летопись монгольская столько же достойна внимания, сколько и летопись греческая. Все должно быть решаемо важностью роли, какую занимали или занимают государство или народ в истории человечества, а в этом случае история монголов менее ли важна греческой истории? Судя так, мы найдем, что Россия достойна быть предметом изучения наблюдателей как великая часть истории человечества.

Россия принадлежит к миру новых народов. Мир древних кончился, когда народ русский явился на свет (в половине IX века). Еще позднее является государство Русское, ибо шесть веков прошло до его образования (в половине XV века), и еще два века, пока история Русского государства соединилась с историей мира Европейского (в половине XVII века). Должно ли означить то время, с которого можно почесть Русское государство самобытно, непосредственно участвующим в судьбе человечества? Побеждая народную гордость, мы скажем, что в этом отношении история России началась с царствования Петра Великого. Но исследователь не должен начинать только с его времени, ибо ему должно знать: где, когда и как образовался этот колоссальный действователь политического мира, решительно присоединившийся к Европе в XVIII веке. Действуя непосредственно в европейской истории только с сего времени, Россия еще с IX века заняла в ней место относительным образом. Если важны для нас истории народов и государств, отживших век свой, как задачи бытия уже решившие, то история народа или государства, ныне, в глазах наших находящегося в полном развитии жизненных сил своих, еще сильнее привлекает внимание пытливого ума человеческого. Когда и как окончится история России? Для чего сей исполин воздвигнут рукою промысла в ряду других царств? Вот вопросы, для нас нерешимые! Мы, составляя собою, может быть, только введение в историю нашего Отечества, не разрешим сих вопросов. Но тем с большим любопытством желаем мы читать жребий будущего в событиях минувших, где являются для нашего наблюдения основные стихии, из коих создана Россия…»

Развитие истории, считал Полевой, подчиненно определенной цели, установленной провидением и обусловленной особенностями быта, нравами людей, внешними обстоятельствами. Такой целью в истории России, по его мнению, было установление единовластия.

«…Название книги: “История русского народа” показывает существенную разницу моего взгляда на историю отечества, от всех доныне известных. Оно принято вследствие мысли, на которой основано все мое сочинение. Я полагаю, что в словах: “Русское государство”, заключалась главная ошибка моих предшественников. Государство Русское начало существовать только со времени свержения ига монгольского. Рюрик, Синеус, Трувор, Аскольд, Дир, Рогволод основали не одно, но отдельные, разные государства. Три первых были соединены Рюриком; с переселением Олега в Киев последовало отделение Северной Руси и образование оной в виде республики. Киевское государство, усиленное Олегом, Игорем, Ольгой, Святославом, Владимиром и Ярославом, делилось потом особо от Севера, и представляло особую систему феодальных Русских государств. При таком взгляде изменяется совершенно вся древняя история России, и может быть только История русского народа, а не История Русского государства. От чего и как пали уделы под власть монголов; что составило из них одно государство, каким образом это новое, деспотическое Русское княжество преобразилось в самодержавную, великую Империю? Это старался я изобразить, совершенно устранив свое народное честолюбие, говоря беспристрастно, соотнося, сколько мог, настоящее с прошедшим…»

Так представлялся Полевому ход русской истории. И если Карамзин рассматривал самодержавное государство как нечто раз и навсегда данное, Полевой достаточно последовательно проводил мысль о прогрессивном, поступательном разбитии общества, высказав ряд интересных мыслей, нашедших позже свое разбитие в нашей науке.

Выводы и обобщения Полевого-историка свидетельствуют о прогрессивном подходе к методологии истории, к определению задач историй. Его идеи о единстве мирового исторического процесса, закономерности его развития, внутренней связи прозвучали новым словом.

«История русского народа», не являвшаяся читателю почти 170 лет, снова перед нами.